Королева в восхищении: Алла Пугачева как факт истории России

Алла Пугачева — не просто певица и даже не Примадонна, как ее с несколько раздражающим подобострастием величают в желтой прессе. На самом деле она — одна из немногих персоналий второй половины ХХ века, кто сумел своим творчеством создать тот культурный ландшафт, в котором существуем мы и будут, вероятно, еще долго жить наши потомки.

Слава певицы не меркнет с годами. Она стоит наравне с Евтушенко и Вознесенским, Тарковским и Германом-старшим — пусть во вроде бы несерьезном жанре эстрадной песни. Но, как отмечал еще Марсель Пруст, рассуждая о «низкой» музыке, «роль, ничтожная в истории искусства, исключительна по своему значению в истории человеческого чувства». Что скажут историки искусства будущих веков о Пугачевой — нам неведомо. Но в «истории человеческого чувства» почти всё спетое Аллой Борисовной занимает особое, важное и никем — по крайней мере, для российской публики — не заменимое место. Сегодня, 15 апреля, великой артистке исполняется 70 лет — и «Известия» вспоминают о самой главной роли Аллы Пугачевой.

Лет 40 назад в ходу была шутка, что Леонид Брежнев войдет в энциклопедии будущего как «мелкий политический деятель эпохи Аллы Пугачевой». Этого, к счастью, не случилась — всё же вехи истории страны ставятся не на концертных площадках — но отчасти рисковые остряки времен застоя попали в точку. Сегодняшняя молодежь не очень ориентируется в циклах смены «лысых» и «волосатых» на партийно-советской вершине власти и не всегда точно знает даже, что там «перестраивал» Горбачев в относительно недавние годы. Но имя Пугачевой и ее песни знакомы и поколению смартфонов и соцсетей.

Притом заметим, что сама королева советской эстрады демонстративно игнорирует чудеса информационного века — да, у нее есть и Instagram, и «ВКонтакте», но это скорее неизбежная дань причудам времени, в котором приходится жить. Всякий «подсчет голосов» в ее отношении просто не имеет смысла — Ольга Бузова может и опережать Пугачеву по количеству упоминаний в интернете, но Алла Борисовна своими песнями, самим своим образом навеки впечатана в коллективное бессознательное миллионов — и не только россиян, но, пожалуй, всех жителей бывшей одной шестой части суши, без учета их нынешних геополитических и языковых различий.

Раймонд Паулс — при всем уважении — без Пугачевой так и остался бы, возможно, еще одним талантливым, но безымянным для публики сочинителем легкой музыки. С Пугачевой он стал автором «Миллиона роз» и «Старинных часов». Для Игоря Николаева творческой вершиной стали записанные с Пугачевой песни — честно говоря, трудно поверить, что «Айсберг», «Расскажите, птицы» и «Балет» сочинил тот же автор, что и треш-хиты 1990-х про дельфинов-русалок. Даже Александр Зацепин, написавший почти все песни для дебютного двойного лонгплея певицы «Зеркало души», к тому моменту признанный мэтр советской эстрады, тоже внезапно открылся с новой стороны — благодаря Пугачевой композиции вдруг зазвучали совсем не «по-советски».

Не будем, впрочем, забывать и о собственном композиторском даре Аллы Борисовны — даже если бы она не написала и не спела ничего, кроме «Звездного лета», место в истории отечественной поп-музыки было бы ей гарантировано.

Своя звезда

На неизбежных для советской певицы концертах к очередному юбилею она выглядела едва ли не единственным живым, не стиснутым рамками идеологии человеком — про партию и Ленина она не пела никогда, и вся страна прилипала к телевизорам в ожидании выхода Пугачевой. Ее экстравагантные, вызывающие по меркам тогдашней сцены наряды обсуждали, наверно, более бурно, чем сегодня новые клипы «Ленинграда» или очередную выходку какой-нибудь Бузовой.

Вся мера народной любви являла себя не только в миллионных тиражах пластинок (которые к тому же были и вечным дефицитом — характерно, что в каталогах полуподпольных «студий звукозаписи», где переписывали на кассеты запретных «киссов» и входивший в моду самодеятельный рок, из разрешенной отечественной поп-музыки обычно присутствовали лишь «Машина времени» и Алла Пугачева), но и в грубоватом прозвище Пугачиха — да, она звезда, но она одна из нас, она говорит с нами на одном языке.

При этом, заметим, Пугачева делала понятными и близкими каждому слова Мандельштама, Шекспира, Цветаевой — для многих именно ее песни стали первым пропуском в мир настоящей поэзии.

Иностранные хиты на русском вошли в репертуар советской эстрады еще во времена оттепели, но Пугачева не занималась «локализацией» готового импортного продукта — она создавала собственный, вполне конкурентоспособный (по крайней мере, в Скандинавии, где она в 1985 году выпустила альбом Watch Out, записанный с сопровождающим составом легендарных АВВА, и в Японии, где ее записи выходили еще в конце 1970-х).

В ее сценическом образе «золотой эпохи» есть референции и к элегической сексуальности Стиви Никс (занятно, что тембры нашей и заокеанской див тоже довольно схожи), и к театрализованным рок-шоу Дэвида Боуи и Кейт Буш — но и к традиции русского кабаре, ведущей начало с Серебряного века (кстати, и первый суперхит Пугачевой, «Арлекино», тематически перекликается с грустными паяцами Вертинского).

Своя игра

Последние 10 лет Пугачева сознательно ушла из центра внимания публики, замкнувшись, подобно Грете Гарбо, в «замке из слоновой кости» — концертов не давала, с прессой практически не общалась, на телеэкране появлялась лишь на Новый год, по старой традиции.

И именно это отсутствие было, пожалуй, одним из самых заметных фактов культурной жизни страны — нам категорически не хватало Пугачевой. То, что билеты на юбилейный концерт 17 апреля (как поговаривают, прощальный — но будем надеяться, что слухи врут) были распроданы — по астрономическим ценам — еще в конце прошлого года, тому свидетельством. Если это будет уход, то королевский. Если всё же возвращение — то, будем надеяться, триумфальное.

«Дай, Боже, сил мне на этот вечер», — написала певица, объявив в декабре 2018 года о сенсационном событии. Силы наверняка будут — перефразируя другую певицу, которой некогда прочили трон Пугачевой, «нам нужны ее камбеки».

Владислав Крылов, iz.ru